BALTIC1812 REENACTOR

Под расстрел за 2 копейки

16 августа 2012 («Вести Сегодня» № 118)

В 1812 году Барклаю пришлось поддерживать порядок поистине сталинскими методами

Автор: Константин Гайворонский

"Барклай–де–Толли перед сражением под Смоленском приказал расстрелять 7 человек грабителей, — вспоминал полковник Карпов. — В том числе расстрелян денщик подпоручика Петрова за то, что, покупая в Смоленске для него на рынке булку, следовало ему получить от торговки сдачи 2 копейки, она же, может быть, не имея мелких денег, ему не хотела их отдать, и он у ней взял булку за неотданныя деньги. Барклай–де–Толли, ехавши чрез рынок, увидел сей шум, за который денщик потерял жизнь без всякаго изследования". Расстрел за 2 копейки — это, конечно, крутая мера. Но что было делать Барклаю?

Темная сторона войны

Существует расхожее мнение, что в 1812 году русская армия представляла из себя идеально вышколенную военную машину, в которой не было места недисциплинированности, не говоря уже о мародерстве и трусости. Увы, таких армий в природе не существует. И у Барклая под командованием служили живые люди, а не автоматы. А люди — они все разные. И чтобы представлять реальность войны, нужно рассказать о том, о чем обычно не пишут в биографиях полководцев.

Первый приказ "корпусным начальникам для предупреждения грабежа ставить во дворах и селениях наряды" Барклай отдал уже на десятый день войны. Потому что пошли сигналы… "Команды, посылаемые из лагерей за дровами и соломою, по ненависти к полякам, которых почитали изменниками, тащили из пустых фолькварков и деревень все, что попадалось им в руки, — вспоминал генерал Радожицкий. — В биваках являлись стулья, столы, перины, одеяла, занавесы, посуда и всякая живность".

Действительно, недавно присоединенные к России территории Литвы и Белоруссии считались ненадежными. Прямо перед войной оттуда даже депортировали во внутренние губернии "сумнительных" шляхтичей. Но Барклай отдавал грозные приказы о пресечении грабежей вовсе не из жалости к шляхте. Он понимал: если мародерство не пресечь сразу, то войска не уймутся и на своей территории.

Так и произошло. 22 июля в Смоленске Барклай пишет: "Не одне обозы, но и самые войска делали ужасныя опустошения и грабежи". И это несмотря на отданный за неделю до этого приказ: "Есть ли за тем кто–либо отлучится от своей команды, будет найден без вида от начальства, предан будет суду по уголовному уложению. Начальник, коему он принадлежит, строгому подвергнется ответствию".

Увы, по свидетельству начальника штаба 1–й армии Ермолова, когда армия вошла в город Поречье: "В опустелых домах рассеянные солдаты происходили грабеж и разбой. Я сам выгонял их, и скажу к сожалению — даже из церкви. Никого не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сем надобно искать причину чрезвычайного уменьшения людей во фронте".

Чрезвычайного! И это накануне контрнаступления под Смоленском, когда каждый штык на счету! Вот и пришлось прибегать к крутым мерам. В том числе к расстрелу попавшегося под горячую руку денщика за двухкопеечную булку.

Личным примером

Не меньше забот было у главнокомандующего в сражении. Это ведь только кажется, что ему достаточно, сидя на барабане, отдавать приказы. И они автоматически будут выполняться. Нет, личный контроль и личный пример — вот основа управления войсками в то время.

Вот, например, сражение при Лубино (про реконструкцию которого "ВС" писала во вчерашнем номере). "Услышал я, что батарея наша, находящаяся в центре позиции, совсем замолкла, почему вся линия стрелков, занимавшая кусты перед фронтом позиции, не слыша дольше действия артиллерии нашей, начала подаваться назад, — вспоминает генерал Тучков 3–й. — Прискакав на оную батарею, нашел я, что все уже орудия были взяты на передки и свезены с мест своих. На спрос мой, кто осмелился сие сделать без приказания моего, начальник батареи отвечал мне, что он сделал сие по неимению более зарядов. Я, не полагаясь на слова его, велел при себе открыть все ящики, и найдя, что у двух или трех орудий оставалось еще по нескольку зарядов, приказал оные снять с передков и, поворотив против неприятеля, начать из оных действовать…"

А вот про действия самого Барклая. "Наши егеря, свесив ружья и нагибаясь, спешили укрыться за мои пушки от смертоносного свинца; офицер их кричал: "Куда вы, братцы? Воротитесь, пожалуйста, как не стыдно вам?!" Никто не слушал его, — вспоминает генерал Радожицкий. — Вдруг на встречу нам явились главнокомандующий Барклай–де–Толли, при нем Лорд Вильсон, Граф Кутайсов, Остерман, Орлов, Корф и прочие. Все они кричали бегущим: "Куда! стой! назад!" И бегущие останавливались…"

Перед Бородинским сражением в армию прибыло Московское ополчение. "Главнокомандующий сделал славное из них употребление: поставил их цепью сзади войска, чтобы здоровые люди не выносили раненых, а убирали бы ополченцы, — пишет поручик Андреев. — Сделано славно, но безбожники грабили раненых, что я сам видел, везя патроны в полк, и трем саблею от меня досталось по спинам плашмя".

Но почему самим солдатам не разрешали выносить раненых? Поясню на примере. Вот в Бородинском бою ранен подпоручик Михаил Муравьев. "Он имел еще довольно силы, чтобы приподняться и просить стоявшего подле него генерала Бенигсена, чтобы его вынесли с поля сражения, — пишет его брат. — Бенигсен приказал вынести раненого, что было исполнено четырьмя рядовыми, положившими его на свои шинели; когда же они вынесли его из огня, то положили на землю. Брат дал им червонец и просил их не оставлять его; но трое из них ушли, оставя ружья, а четвертый, отыскав подводу без лошади, взвалил его на телегу, сам взявшись за оглобли, вывез его на большую дорогу и ушел, оставя ружье свое на телеге". Итог: вынос одного раненого обошелся в потерю для роты 4 человек. Многие солдаты пользовались выносом раненых как возможностью выйти из огня. Под Бородино пришлось выделить на "загрядотряды" целый драгунский полк, чтобы возвращать в строй людей.

Власовцы обр. 1812 года

Столкнулась русская армия в 1812 году и с явлениям, в Великую Отечественную обозначенным словом "власовцы" и "легионеры СС". Так, в Литве и Белоруссии французы формировались в 5 пехотных и 5 кавалерийских полков из польской шляхты и местных крестьян. Некоторые из них были дезертирами из русской же армии.

"При начале отступления армии от границ наших сперва все поляки, потом литовцы, а наконец и белорусцы в ночные переходы полков, отставая от оных, возвращались в домы свои; и можно наверное положить, что с начала отступления от границ наших до Смоленска армия потеряла таким образом из фронта более 10 000 человек", — писал генерал Тучков 3–й. 10 тысяч — это целая дивизия рассосалась.

Были в войсках противника и природные русские. "Рядовыя пехотных полков: Тульскаго Иван Прохоров и Могилевскаго Иван Федоров, сужденныя при 5–м корпусе военным судом, и найденныя виновными в том, что они 1806 года во время Французской кампании в сражении захвачены в плен и находясь во Французской службе в нынешнюю кампанию служили против наших войск, и из них Федоров был в двух сражениях под Смоленском и Можайском", — говорится в одном из приказов Барклая. Приговор: "Отправить в ближайший губернский город для наказания кнутом каждаго пятьюдесятью ударами и сослать в работу".

А вот приказ от 6 сентября: "Московскаго пехотнаго полка унтер–офицер Цапенко, осмелившийся осуждать поступки начальства, разжаловывается в рядовые, коего предписывается прогнать сквозь строй чрез 500 человек два раза". Видимо, критика начальства после сдачи Москвы стала принимать в армии совсем уж неимоверные размеры.

Приказ "Ни шагу в сторону"

После оставления Москвы вновь обострилась проблема мародерства. Грабили крестьяне, а мародеры грабили самих крестьян, причем на паях с французскими мародерами. "Пойманных крестьянами мародеров разных полков нижних чинов и ратников, двадцать четыре человека, и захваченных нашими разъездами нижних чинов восьмнадцать человек, которые вместе с французскими мародерами в селениях грабили жителей, предписывается прогнать шпицрутенами: первых двадцати четырех сквозь тысячу человек по одному разу; вторых по два раза сквозь тысячу", — приказывает Барклай.

Он не перестает учить уму–разуму своих подчиненных: "За водою, дровами и соломою ходят люди, как из лагеря, так из привалов по большей части по одиночке, ежели же и большим числом, то без начальника. Ежели бывает при них начальник, то ведет их безпорядочно и разстроенными кучами и часто сам не знает, сколько с ним идет людей: от всех сих безпорядков естественно произходят мародерство и отлучки из фронта… На марше господа офицеры находятся редко при своих местах, и с большим удивлением замечено, сколь равнодушно смотрят начальники, что в виду их таскаются по сторонам мародеры и сворачивают в сторону по деревням".

Увы, некоторые начальники и сами не брезговали… "Елецкаго пехотнаго полка подпорутчик Колчинский и провиантскаго штата 14–го класса Новиков, пойманные и уличенные в грабеже, разжаловываются в рядовыя до выслуги". "Юхновскаго ополчения прапорщик Ладнинский, за отлучку от своей команды и приведенный в главную квартиру вместе с мародерами, разжаловывается в рядовыя на месяц".

В конце концов, император Александр I, замученный жалобами подмосковных жителей, отдал приказ: "Россия — мать ваша, что ж может быть преступнее, как, видя ее расхищаемую врагами, не только не защищать ее, но еще вместе с ними грабить и собственными руками раздирать утробу своей матери?" К приказу был приложена особая присяга с припиской: "Говорить громко в присутствии облаченного в ризу священника". Каждый солдат должен был произнести слова присяги: "Не отлучаться от команды никуда своевольно. Не укрываться и не бродить по сторонам. Не грабить и не отнимать ни у кого насильно…"

Казалось бы, при чем тут Сталин?

Конечно, абсолютное большинство солдат и офицеров русской армии честно выполняли свой долг. Но война есть война, и ее темные стороны тоже нужно знать.
Во–первых, для того, чтобы лучше представлять себе работу главнокомандующего — в нашем случае Барклая. Которая состоит не только из написания победных реляций и награждений орденами за храбрость, но и из утверждения приговоров. Это тоже его работа, ежедневная малоприятная работа по поддержанию порядка в армии.

А во–вторых… В юбилейный год появилось немало желающих использовать одну Отечественную войну, чтобы оттоптаться на другой. Вот вам цитата "историка" Льва Лурье из последнего "Огонька": "Две Отечественные войны различались в корне. Кутузов не гнал русских солдат в бессмысленные сражения, не использовал заградительные отряды, не оставлял всю европейскую часть под пятой Гитлера. У Наполеона не было армии Власова. В 1812 году у русских солдат не было колебаний: сдаться в плен, перебежать на сторону противника, уйти от битвы путем самострела".

Ага, опять треклятый Сталин народ испортил! Ведь до него ничего подобного не было… Как видите, на самом деле было все ровно то же самое — и расстрелы, и заградотряды. Надо просто понимать, что войну и в 1812–м, и в 1945–м выиграли не загрядотрядами. А стойкостью и героизмом русских солдат, мужеством и профессионализмом офицеров и генералов. А трусов и предателей хватало во все времена. И во все времена с ними был один разговор. А уж кем быть — трусом или героем, каждый решает для себя вне зависимости от того, кто нынче правит родиной — царь или генсек. К счастью для России, героев в ней было больше что при Александре I, что при Сталине.

Иллюстрации:
*Опиц Георг–Эммануэль. "Бесчинства казаков".
*А это их конкуренты — уланы.
*Курдюмов В. Н. "Разгром помещичьей усадьбы". В 1812 году кроме французов этим охотно занимались и окрестные мужики при посильной помощи солдат–мародеров.
*Французы в Москве. Барклай за такие дела все же наказывал…
*Мародеры были бичом мирного населения.

"Вести Сегодня", № 118.

http://www.vesti.lv/article/224333